Посмотри в глаза чудовищ - Страница 112

К оглавлению

112

– Ну: их ранили, сэр. Их везли в госпиталь, но джерри перерезали дорогу…

– Они в тепле? Их охраняют?

– Да, сэр. Если это можно назвать теплом…

– И охраной, – добавил сержант.

– Куда же тогда вы неслись, как два носорога?

– Видите ли, сэр, – сержант замялся. – Один из наших раненых – местный житель.

– Он скрывался от нацистов, – пояснил негр.

– Он помог нам отбиться от эсэсовцев. На нас наткнулся эсэсовский патруль.

– И был ранен.

– У него охотничий домик – там, дальше, – показал рукой сержант.

– Он нарисовал нам план, как пройти.

Нат нервно хихикнул и посмотрел на меня.

– Немцу лет тридцать пять, худощавый, глаза серые, на левой скуле след от ожога, – сказал я. – Так? Имя – Отто, фамилию может назвать любую.

– Да, – сержант несколько оторопел. – И он дал нам ключ от дома и объяснил…

– Мы ждем его здесь уже вторую неделю, – сказал Нат.

– Он что – нацист? Преступник?

– Напротив. Им интересуется верховное командование.

Путь до санитарного фургона занял у нас почти два часа. Налетели низкие тучи, повалил быстрый мокрый снег. Скоро стало совсем темно. Сначала мы проскочили мимо цели, и пришлось возвращаться…

Фургон стоял в густом ельнике, белый, заваленный снегом, и только чуть слышный стук клапанов работающего на холостом ходу мотора мог выдать его присутствие – да и то для этого следовало подойти вплотную.

– Чарли, – вполголоса позвал сержант.

Полог сзади приподнялся, замаячило светлое пятно лица.

– Что, уже? Кто это с вами?

– Наши офицеры-парашютисты.

– Слава Богу…

Под пологом воняло очень добротно. Мы забрались внутрь, танкист остался снаружи – охранять. При свете синего фонарика мы осмотрелись. У заднего борта фургона стоял немецкий пулемет, рядом сложены были три фаустпатрона.

Раненые лежали в теплых мешках на носилках.

– Где немец? – спросил я.

– Вот, – сержант показал.

Отто Ран выглядел плохо. Кожа, страшно сухая, обтягивала череп; глаза ввалились. В уголках бескровных губ засохла пена.

– Отто, – позвал я. Он не отзыввался.

– Куда его ранило?

– В бок. Похоже, почка задета, – сказал тот, кто охранял раненых – Чарли.

– Вы санитар?

– Нет, сэр. Я ушел в армию из медицинского колледжа. С третьего курса.

– Значит, вы с лейтенантом коллеги. У нас с собой бинты и немного пенициллина.

А о какой леди говорил сержант?

– Вот, сэр. Она из артистической бригады. Похоже, что крупозная пневмония…

Вообще-то она актриса. И даже из Голливуда. Это мне другой парень из той же машины сказал. Он уже умер. Их машину расстреляли танки.

Я посмотрел. Рот леди был раскрыт, она часто и хрипло дышала. Лицо ее испачкано было густой коричневой мазью от обморожений. Я не видел ее пятнадцать лет…

– Так, – сказал я. – А остальные раненые?

– Они легкие, сэр. Просто устали. Спят. – Он помолчал и добавил: – Тяжелые уже умерли.

– Вам следовало сдаться в плен, – сказал я.

– Возможно, сэр. Но сначала мы надеялись выбраться, а потом стало некому сдаваться. Потом появились эсэсовцы. Не ваффены, нет. Черные эсэссовцы. На мотоциклах. И…

– Понятно, – сказал я.

– На знаю, сэр, понятно ли вам. Видите ли, я брал замок Ружмон. В Нормандии.

Там были черные эсэсовцы и две тысячи беременных женщин. В подвале стоял железный идол с открытой пастью…

– Я был в замке Ружмон, – сказал я. – Наверное, сразу после вас.

– Ребята, которые штурмовали замок, потом вообще не брали пленных. А я перерезал глотку эсэсовскому генералу, и мне стало как-то проще.

– Генерал был маленький и чернявый?

– Ага. Истиный ариец из Бронкса.

– Глотку ему резали не раз, – сказал я. – И на костре жгли. Ему это как слону дробина.

– Вы знали его, сэр?

– Мы как раз занимаемся им и ему подобными.

– Так у немцев это что – всерьез?

– Более чем. Сенат не стал бы тратить деньги на шарлатанов.

– И этот немец, – Чарли кивнул на застонавшего Рана, – имеет какое-то отношение?..

– Да. Но он на нашей стороне. Давайте-ка займемся им…

И мы занялись Отто Раном. А потом мы занялись Марлен. А потом – остальными ранеными. А потом наступило утро.

Выше облаков гудели самолеты, и вдали гремели разрывы тяжелых бомб.

Впереди шел сержант-канадец. Не подумайте, сэр, что я не хочу тащить носилки, сказал он смущенно, но меня считали лучшим браконьером к югу от Калгари.

Каковы же худшие, подумал я, вспомнив вчерашний треск и сопение, но ничего не сказал: нести Марлен я бы ему и подавно не доверил. Да и не только ему…

– А ведь я эту тетку знаю, – сказал Нат, который держался за носилки сзади.

– Я тоже, – сказал я. – Не сбивай дыхание…

Твое счастье, что она не слышала про «тетку»…

До места нашей «пещерной стоянки» мы добрались быстро – едва ли не быстрее, чем вчера добирались до фургона, хотя вчера шли под гору, а сегодня – в гору.

Но дальше начались препятствия. Камни за ночь обледенели, и подниматься по этому каскаду невысоких, но очень скользких горок было трудно и нам, несущим носилки, и тем раненым, которые шли своим ходом. Отто стонал, Марлен молчала. Иногда мне казалось, что она перестает дышать. Но потом – прорывался кашель…

Наконец, мы выбрались из каменного лабиринта.

Дальше пошло легче. Даже снег здесь был плотнее и не проваливался так, как внизу. Ели метров тридцати в высоту с изогнутыми от постоянных ветров вершинами росли по склонам лошины. Под пологом одной такой ели мы остановились передохнуть.

– Далеко еще? – спросил я.

О'Лири посмотрел на схему.

– Сейчас будет камень…

112