Посмотри в глаза чудовищ - Страница 111


К оглавлению

111

Ему хватило ума не делиться своим открытием ни с кем.

Тем временем он стал обнаруживать, что с ним самим происходят некоторые изменения. Главное – прекратилось то, что составляло самый страшный кошмар его жизни, о чем он стремился никогда не думать и о чем ни на секунду не забывал: эпилептические припадки. Этой болезни он обязан был и «белым билетом», и чрезвычайной въедливостью, и нередкими озарениями: Собаки, прежде всегда рычавшие на него, вдруг стали вести себя дружелюбно, голуби садились на плечи и на черенок метлы, а начальница ЖЭКа предложила вступить в партию. Шел горбачевский призыв…

Он подумал, что не может быть членом двух тайных обществ одновременно, и отказался.

Он продолжал навещать некоторых обеспамятевших. Втирался в доверие, становился своим человеком в семье: Не только собаки – и люди относились к нему с каким-то малопонятным расположением. Как когда-то к Калиостро.

Обеспамятевшие все-таки что-то помнили сквозь туман. Кроме того, у них попадались раритеты из той, прошлой жизни. Таким способом Костя приобрел труд Фламеля для посвященных, где металлы, соли и прочие ингредиенты именовались не иносказательно, а прямо, и только сам философский камень упорно величался «кровью дракона». Более того: Фламель настаивал, что «кровь дракона» и есть самая настоящая кровь дракона. Из других приобретений стоит назвать «Тантрический практикум (боевая тантра-йога)», изданный в 1930 году издательством ОГПУ. Проштудировав его, Костя на некоторое время отклонился от генеральной линии и вплотную занялся манекенщицами, фотомоделями, актрисами: Немало их побывало в дворницкой, увешанной таблицами для проверки остроты зрения и плакатами по технике безопасности. Но когда очередная «мисс Московская область» попыталась увлечь его за собой в Америку, Костя стряхнул с себя любострастное наваждение и вновь вернулся к старой верной эзотерике.

На освеженную голову он вдруг понял, что на карте означали слова «obscurra obligata» – и с третьей попытки попал-таки в лабораторию Брюса под Сухаревой башней.

Он едва не повесился от восторга, увидев сундуки с книгами.

В неменьший восторг его привела находка склянки с десятком восковых гранул, по виду совпадающих с теми, о которых писал Фламель. Он не удержался, тут же разжег огонь в атаноре и, пользуясь рецептом, расплавил в тигле два фунта медных екатерининских пятаков, найденных здесь же, поскольку Брюс ничего не выбрасывал, мудро предвидя черный день. Получившееся золото он выплеснул на каменный пол, дождался, пока остынет: и задумался.

Дворницкая жизнь научила его осторожности.

В конце концов он потихоньку за бесценок сбыл золото знакомому зубному технику. На вырученные деньги он съездил в Париж в качестве переводчика с выставкой «Арт-бля» и убедился, что и зарубежных рыцарей «Пятого Рима» не миновала великая амнезия…

– Это нам не нужно? – Костя протянул переплетенный манускрипт, на коже которого едва заметно выдавлены были готические буквы.

– А, «Обретеный Грааль», – сказал Николай Степанович. – Читали. Гвидо фон Лист. Бей жидов, спасай масонов.

– Но, может быть…

– Успокойтесь, Костя. Эти люди Грааль не нашли и уже никогда не найдут.

По дымному следу. (Где-то под Моншау, 1945, январь)

Они ломились сквозь кусты, как лоси в гон.

– Дядя Ник… – Крошка Нат жарко дышал мне в ухо. – Ну дядя же Ник…

– Ш-ш, – сказал я. – Это не джерри.

Они выпали на полянку перед нами и действительно оказались не немцами: канадский сержант, рыжий детина двухметрового роста, и негр в форме американского танкиста. Это он и шумел. Вряд ли его обучали неслышно ходить по лесу…

– Эй! – негромко позвал я. – Не стрелять, свои!

Они дернулись, мигом обернулись на голос, вскинули стволы. У сержанта была винтовка, у танкиста «кольт». Навоевали бы они с такими пукалками…

Нат сначала поднял на кортике свою пилотку, потом встал сам.

– Вас только двое?

– А кто ты такой, чтобы нам отвечать? – огрызнулся сержант.

– Лейтенант Хиггинс, спецгрцуппа «Форум» при штабе Семнадцатого десантного корпуса, – сказал Нат.

– А вы один, лейтенант?

– Ребята, вы совсем потеряли нюх, – сказал Нат. – Задаете вопросы офицерам.

– Так точно, сэр, – осклабился танкист. – Как есть потеряли. Вторую неделю по лесам.

– Может, у вас пожрать чего-нибудь найдется, сэр? – спросил сержант.

– Накормим ребят, дядя Ник? – оглянулся на меня Нат.

– Забирайтесь сюда, – велел я. – А то вы там, как мыши на блюде.

Они перекарабкались через поваленные стволы и через валуны и оказались в нашей «цитадели».

– Вас тоже двое… – разочарованно сказал сержант. – Сержант О'Лири, сэр.

Восьмая канадская пехотная бригада.

– Рядовой Дуглас, сэр, – вытянулся танкист. – Седьмая бронетанковая дивизия.

– Вольно, – сказал я. – Капитан Бонд, командир упомянутой группы. Что у нас там осталось из еды, Нат?

– Найдем чего-нибудь, – Нат пожал плечами. – Ползайца точно есть.

– Тут это… – канадец сглотнул. – Мы не для себя. Раненые у нас. И леди.

– О, черт. Много раненых?

– Четверо. Ну, и леди – пятая.

– А что с леди?

– Бредит. И горячая вся…

– Капитан, простите: вы капитан Ларри Бонд, сэр? – танкист напрягся, готовый к проявлениям восторга. Что ж, за последние две недели здесь произошло так много бурных событий, что можно было встретить не только знаменитого летчика-аса, но и самого Санта-Клауса, выходящего из окружения и выносящего на себе раненого олененка Бемби.

– Нет. Я капитан Николас Бонд. И к авиации, к сожалению, не принадлежу. Что там с вашимим ранеными?

111